по пути расскажу. Чё ты, ссышь без телохранителя? Ты же со мной будешь, я тебе охрану обеспечу.
Обеспечит он… Знаю, что не стоит так делать, вот вообще не стоит, но делаю. Накидываю куртку и выхожу из номера. Но, прежде, чем идти за Абрамом, отвожу в сторонку Игоря и даю ему инструкции и деньжат.
И велю связаться с Сергеем Сергеевичем, нашим водителем. Надеюсь, после прошлой истории он не передумает с нами сотрудничать. Предполагаю, надо будет тормознуть какой-нибудь борт — грузовик или автобус, чтобы подкинули ребят на базу.
У входа в гостиницу стоит чёрная «Волга» Абрама. Он усаживается на переднее сиденье, а я за ним сзади. Слева от меня уже сидит Амир.
— Здорово, брат, — улыбается он.
— Привет, дорогой, — проявляю дружелюбие и я. — Что случилось, Ашотика поймали?
— Да, поймали. В тебя стреляли, я слышал?
Откуда? Я особо это дело не афишировал.
— Там мутная история, — пожимаю я плечами. — Может, в меня, может нет, неизвестно. Стрелка не поймали, так что, кто знает…
— Это Ашотик, мамой клянусь, — заявляет Абрам. — Он тебя заказал, сто процентов. Больше некому.
Ага, некому, за исключением Печёнкина и ещё каких-нибудь не очень выдержанных ребят, кому я ненароком на хвост наступал.
— Сначала меня, потом тебя, — горячится Абрам. — Совсем рамсы попутал фуфлыжник. Он чмо! Шерстило.
— Чепушило, — с иронией подбрасываю я словечко Абраму.
— Чепушило! — со смаком повторяет он. — Чепушило, в натуре!
— Сейчас спросим с него, — кивает Амир. — Ты молодец, брат. Я тебя как брата своего уважаю.
Какие нежности телячьи, что за несдержанность такая? Едем мы довольно долго и заезжаем в уединённый, расположенный на отшибе за зарослями клёнов гаражный кооператив.
— Чей гараж? — спрашиваю я.
— Профессора одного, — пожимает плечами Абрам. — Тебе что, гараж нужен?
— Может пригодиться в скором будущем, — киваю я. — В аренду бы я взял.
— На съём, — пожимает он плечами. — Я спрошу.
Мы проезжаем по дальнему ряду до самого конца. Под колёсами чвакает подтаявшая грязь. За окном неуютно, начинает накрапывать холодный мелкий дождь со снегом.
— К вечеру минус десять обещали, — качает головой Амир. — Заледенеет всё. Жду, не дождусь, когда домой уеду. У нас плюс пятнадцать сегодня, представляешь?
— А у нас минус двадцать, — усмехаюсь я. — Так что всё относительно в этом мире.
Мы останавливаемся у последнего бокса. Тут стоит голубая «жига». Ворота гаража приоткрываются и из них выглядывает уже знакомый мне Гога.
— О, наши приехали, — щерится он. — Давайте, заходите скорее.
Мы заходим. Ашотик с расквашенным носом сидит примотанный к стулу перед смотровой ямой. Слева и справа от него стоят наши парни. На стеллаже стоит кассетник и задаёт ритмичный позитив:
— Ра-ра-распутин, Рашас грейтист лав машин…
— Да у вас тут прямо ревущие девяностые, — хмыкаю я.
— Ревущие, вообще-то, сороковые, — хлопает меня по плечу Абрам.
— Девяностые, Мамука Георгиевич, — не соглашаюсь я, — девяностые. Уж поверьте. Паяльник кто-нибудь додумался захватить?
Вопрос вызывает недоумение, впрочем, внимание участников собрания приковано к Ашотику, а совсем не ко мне. Я подхожу к краю и заглядываю в яму. Там понуро, со связанными за спинами руками, стоит ещё парочка чуваков. Явно гости со стороны Ашотика. Один поднимает голову и я узнаю Пёстрого.
— А, перебежчик, — киваю я ему, — здорово.
— Ашотик смотрит на Абрама и пренебрежительно сплёвывает перед собой, попадая на своих же пацанов в яме.
Раздаются смешки. Гы-гы-гы.
— Сука, Абрам, — сипит Ашотик. — Считай, ты покойник, хорёк вонючий.
— Смотрите-ка, — усмехается Абрам, — какое самообладание. Ну надо же. Где бензин?
Ему услужливо подают коричневую металлическую канистру. Да он Тарантино насмотрелся, что ли?
— Поговорим, Ашотик? — спрашивает он.
Ашотик не отвечает и ещё раз сплёвывает, попадая на Пёстрого. Тот шипит и матерится. Абрам кивает и открывает канистру. Он подходит к краю ямы и начинает расплёскивать горючее, поливая узников.
— Э! Э-э-э! — доносятся возгласы из подземелья.
— Прохладно? — улыбается Абрам Ашоту. — Замёрз? Ну ничего, сейчас согреешься. Либо ответишь на мои вопросы, либо сам станешь факелом, как твои шохи.
Я, конечно, всякое в жизни повидал, но подобные расклады мне никогда не нравились и я здесь, по большому счёту совсем не нужен. Нахрена он меня притащил? Узнать, кто меня заказал? Мог бы и сам выяснить. Рассказал бы потом и всё.
Я гляжу на Амира. Он, похоже, тоже не в восторге от того что присутствует на этом празднике жизни. Абрам двумя руками поднимает канистру и тонкой струйкой начинает лить на Ашотика. Бензин булькает, плещется, и Ашотик орёт, как резаный.
— Хорош орать, как баба, — увещевает Абрам. — Просто скажи, что я спрошу и всё закончится.
— Я твой мама рот… — орёт Ашот и захлёбывается в бензине, начинающем литься обильной струёй. — А! А! А-а-а!!!
— Какая сладкая музыка, — усмехается Мамука. — Да ты певец у нас, Муслим Магомаев, да? Ой, нет, ты у нас Арно Бабаджанян и Шарль Азнавур. Чё ты орёшь, «Мурку» давай!
Народ ржёт. Абрам тоже. Только я и Амир не смеёмся.
— Спички дайте! — командует предводитель Абрам. — У кого есть?
Ему подают.
— Ну что, Ашотик, пи*дец котёнку, срать не будет?
Взрыв смеха. Или поговоришь со мной, бензонасос херов?
— Пошёл ты нах*й! — отплёвываясь орёт Ашот.
— Плохой человек, невоспитанный, — качает головой Абрам и достаёт из коробка спичку. — Некультурный.
Он чиркает по тёмно-коричневой боковине и, вытянув руку, поднимает вспыхнувшую спичку над ямой.
— Нет! — раздаётся снизу. — Не надо! Мамука Георгиевич! Пожалуйста!
— Пожалуйста? — зло переспрашивает он. — Пожалуйста, да? А когда в меня стреляли, никто «пожалуйста» не сказал? А? Пёстрый, сука, продался, да? Так, шакалы, быстро мне овеча…
Он не успевает закончить, и я остаюсь в неведении относительно того, что именно он хочет узнать. Снаружи вдруг раздаётся вой сирен и звуки подъезжающих машин. Да, про котёнка он, кажется, точно подметил. Сейчас нам всем здесь устроят вот этих самых котят и маски-шоу походу…
В ту же минуту в гараж залетают менты автоматами без прикладов. Эти придурки даже закрыться не додумались…
— Всем стоять, ни с места!
— Фриз! — подхватывает тему кассетник на стеллаже голосом Бони М, —
Ай эм Ма Бейка! Пут ёр хендс ин зе эйр!
Ma Ma Ma Ma — Ma Baker — she never could cry…
Ноги вместе, пятки врозь, поднимите руки над головой, ноги на ширине плеч. Начинаем производственную гимнастику. Нет, это просто атас. Это надо было так влипнуть! Нахера я вообще попёрся с этим придурком Абрамом! У меня тут дела такие… А какие, собственно? Дела-то мои как раз и связаны с отловом этого урода Ашотика Большого-пребольшого… Так что, где я ещё мог бы быть в этот момент?
Нас выводят из гаража. Хроники сицилийской мафии, бляха-муха. Руки за голову, проходим в «Пазик». Вот подстава так подстава. Всех обыскивают и находят пару стволов. Преступное сообщество, банда, ёпрст… Тут и Чурбанов не захочет мараться, чтобы вытащить меня из этого дерьма.
— Брагин, ко мне! — раздаётся вдруг хлёсткий приказ.
Я поворачиваюсь. Во как! А ты-то здесь откуда⁈ Вроде как не дело ГУБХСС по гаражам бандосов отлавливать.
— Это мой рейд, — пожимает плечами старина Дольф, большой и непобедимый, как Иван Драго. — Иди сюда, вставай рядом.
Абрам прожигает меня взглядом из окна автобуса, а Ашотик Большой изрыгает лавины матов, затопляющие всю округу. Его уводят в «буханку». Я киваю Абраму, мол что смогу, то сделаю. Посмотрим, сможет ли Лундгрен-Драго-Торшин помочь выдернуть нашу банду. Хотя бы её главарей.
— А этот чё? — спрашивает рыжий старлей, кивая на меня.
Торшин делает ему знак и что-то говорит на ухо. Тот бросает на меня удивлённый взгляд и, кивнув, проходит мимо.
— Чего сказал ему? — тихонько спрашиваю я.
— Что ты мой агент.
— Ну-ну, — хмыкаю я. — Там ещё Абрама и Амира надо выдернуть. Сможешь?
— Чуть позже, — пожимает он плечами. — Не всё сразу.
Сразу, не сразу, а давай, хотел сотрудничать, сотрудничай, проявляй мастерство и демонстрируй свою нужность.
Я сажусь в «жигуль» к Дольфу и мы трогаемся вслед за «Пазиком» и «буханкой». Меня высаживают у метро и я чешу к себе на «Охотный ряд»… ну,